По настоянию ЧеЛо-век выкладываю здесь...

Пейринг: Лера, Гордеев + семейство Лобовых
Рейтинг: PG
Саммари: У него хватит сил пережить это... но хватит ли возможностей?

Ты хорошо помнил предыдущие сутки, показавшиеся тебе если не адом, то кошмаром - точно. Помнил то, как заплаканная Лера ворвалась в раздевалку, и все попытки её успокоить наталкивались на беспросветную истерику. Только когда вконец взбешенная Вика спросила, в чём дело, сестра срывающимся голосом ответила, что между ней и Гордеевым всё кончено. Ну, ты, разумеется, тут же надумал не весть что и побежал искать Гордеева.
Нашёл.
И что?
Ты тяжело опускаешь голову и вздыхаешь. Да ничего. Просто сел рядом и молча протянул хирургу пачку сигарет. А потом вы сидели и курили, так и не проронив ни слова. Просто ты слишком хорошо разбираешься в людях, а этот мёртвый от боли взгляд Александра Николаевича говорил больше и громче любых слов. «Да что ж они делают-то друг с другом!?»- подумал тогда ты и дружески положил Гордееву руку на плечо. Это уже не было нарушением субординации. Вы просто говорили без слов.
Только единственное.
Когда ты уже уходил из ординаторской…
Тихо пророненное Гордеевым «Спасибо»…
А потом была эта безумная ночь. Безумная, иначе не назвать.
Потому что Лера сама пришла к тебе. И самое страшное, что ты видел: это не из жалости. Она и в самом деле пытается забыть Гордеева.
А ты… ты просто сдался. Сдался, как последний слабак… Ты коротко вздыхаешь и улыбаешься. Да. Слабак. Но эта слабость была так сладка и желанна, что ради неё можно и умереть…
А потом была Алла Евгеньевна, зашедшая к сыну с утра пораньше. Дикий ор, визги, покрасневшее от гнева лицо отца…
И Лера ушла. Да, прямо так, оставив Дениса и большую часть своих вещей. И ты снова понимал её, но не смог задержать – не до конца восстановившиеся после раны силы сошли на нет – слишком много всего произошло.
А утром, второй раз, выйдя на занятия после ранения, ты с ужасом узнал от Вики, что Лера улетает сегодня в полдень…
Ты мчался быстрее ветра, а в голове вертелась только одна мысль: «Я успею».
Ты не успел. Не успел, если бы поехал на машине по всем пробкам – непременно бы опоздал, но Глеб Лобов – сын именитого хирурга – в ту минуту он благословил метро.
А в аэропорту воспалённые от слёз глаза Валерии – его маленькой сумасшедшей девочки.
- Ну, куда ты?- шептал ты, зарывшись лицом в её волосы.
- Пусти, Глеб…- судорожные вздохи – со слезами она не справлялась никогда.- Пусти, прошу…
- Тсс,- ты гладил её по плечам, слушая её всхлипы и… ты и сам плакал, только она этого не видела. Никто и никогда не увидит твоей слабости.
- Тише, Лерочка,- аккуратно и не спеша вывел её из здания аэропорта.- Сейчас всё будет хорошо.
- Куда мы?- её слабый голосок резал душу сильнее любого кинжала.
- К Гордееву,- ты легко улыбаешься, сквозь слёзы…
Только не поднимай голову, Лера, ради Бога, не надо. Я не железный…
- Но…
- Зачем вы мучаете друг друга, а, сестрёнка? Ну Гордеев твой – дурак дураком. А ты-то! Умная девушка! Чего бежишь? Любите же друг друга…
- Любим…- она вцепилась в твой свитер, как утопающий в спасательный круг, и вздохнула…
***
А сейчас ты вёз её к тому, с кем ей суждено было быть. И это, в самом деле, было правильно – ты чувствовал. Вы сидели в уголочке вагона метро: Лера спала, свернувшись калачиком у тебя на коленях, прижавшись виском к твоему плечу. А ты обнимал её одной рукой и поглаживал, словно баюкая… а второй рукой писал SMS Гордееву.
«Я привёз Леру. Встречайте нас у метро» - на большее мужества не хватило. Да и не надо. Ты всё сделал правильно и не на минуту в этом не усомнился. Лера проснётся и сама всё поймёт. Он умная девушка. Они с Гордеевым подходят друг другу… А ты… ты просто не будешь им мешать… Потому что так будет лучше твоей любимой. Любимой сестре.
***
И вот они стоят у дороги, а, напротив, на другом тротуаре, Александр. На секунду Глебу показалось, что он увидел, как дрогнули пальцы рук Гордеева.
«Любит,- горько усмехнулся Глеб.- И слава Богу».
А потом ласково подтолкнул сестру:
- Иди.
- А ты?- большие карие глаза всё-таки устремляются вверх, и она смотрит ему в лицо.
- А я… Я должен в одно место заскочить,- на лицо возвращается самодовольная усмешка – лучшая маска, чтобы закрыть свои истинные эмоции.
Глеб Лобов – самодовольная эгоистичная скотина. И никому нет дела до того, что даже такая скотина хочет просыпаться по утрам не в обществе очередной «девочки на ночь», а рядом с любимой, родной и единственной. Той, ради которой и умереть не страшно.
- Тогда пока,- неуверенно кивает она и ступает на дорогу.
Лобов машинально отмечает, что с противоположного конца тротуара сделал шаг Гордеев.
«И всё у них будет хорошо…»- невольно подумал ты, оглядываясь на предмет машин на дороге. Слава Богу – ни одной – странно – в час дня…
Их поцелуй на середине дороги – больно, но Глеб смотрит. Смотрит и понимает, что они идеально подходят друг другу… И не важно, что он ей в отцы годиться, главное, что сестрёнка нашла свою половинку… Будь счастлива, Лера Чехова – девушка-хирург, которой светят шикарные перспективы… Глеб повернулся, чтобы уйти…

Откуда взялась та машина – не известно.
Неизвестно ещё и откуда взялась у Глеба такая сила и реакция, но он во мгновении ока, скинул с дороги целующуюся пару. Лера упала на Гордеева, а тот, защищая её, откатился вместе с девушкой в сторону, к тротуару.
И противный визг тормозов…
Глухой удар…
Тихий, полный боли стон…
И машина уезжает, даже не остановившись…
И дикий крик: «Глеб!!!»…

«Как же больно… Больно…»
Ты с трудом открыл глаза, услышав своё имя.
«Лера…»
Секунда, и она падает на колени рядом с тобой. Твоя девочка с тобой… Лерочка…
Невдалеке слышится крик Гордеева: «Фролов, быстро носилки и бригаду сюда!» - значит, ребята уже возвращаются с обеда…
- Ты…- ты закашлялся, пытаясь узнать, как Лера.
- Молчи,- она… плачет?
- Ты плачешь?- получается говорить только шепотом.
- Нет, что ты,- она стирает с лица слёзы и улыбается.- Всё хорошо. Сейчас Саша приведёт врачей – и прооперирует тебя.
- Нет,- ты с трудом выдыхаешь.- Бесполезно. На этот раз я точно умру.
- Нет, Глеб,- качает головой Лера и плачет… Её слёзы разрывают тебе сердце.
- Тише, сестрёнка,- подмигиваешь ты и даже находишь силы улыбнуться. Чувствуешь, как рядом на колени опускается Гордеев, но продолжаешь:
- Ты не плачь. Помнишь, как мы стишок в детстве учили?
- Нет,- она улыбается, стирая слезы.- Какой?
Хочешь заговорить меня, глупышка… Не нужно.
- Помнишь: "Но только не стой угрюмо,
Главу опустив на грудь..."
- Легко обо мне подумай,- Лера на секунду улыбнулась, вспомнив стих, но потом, понимая, что помнит следующую строчку, вздрогнула и замолчала, и ты закончил один:
- И так же легко забудь.
- Нет, Глеб,- она судорожно качает головой Лера.
- Да,- ты поднимаешь взгляд на Гордеева.- Ведь так, Александр Николаевич?
Всё это время отсчитывавший пульс Гордеев как-то полувыдохнул:
- Молчите, доктор Лобов. Травмы ерундовые.
- Смешно,- ты еле терпел боль.- Ерундовые. Но всё же… Лер, перекрести меня. Руку не поднять…
- Обе руки сломаны,- словно подтверждает Гордеев.
- Глеб…- Лера тихо плачет и перебирает мои волосы. Как сегодня ночью.
- Прошу!- мне становится как-то не по себе. Как-то слишком холодно.
- Да…
Её дрожащая рука касается моего лба, потом груди, правого плеча и останавливается на левом.
И какая-то слишком сильная боль…
Туман перед глазами…
И где-то далеко бешенный крик Гордеева: «Фролов, мать твою!!!»…

(прошло 20 лет)

Двадцать лет. Страшный строк для того, чьё имя почти забыли. И ещё страшнее для тех, кто это имя ещё помнит…
По кладбищу не спеша, медленно идут два старика – муж и жена. Она опирается на него, словно боль давит на неё сильнее. Её глаза не выражают ничего – они словно стеклянные. А в его взгляде– спрятанная на самое дно боль и вечный надлом…
На кладбище, как всегда, тишина. Только где-то слышится тихий разговор.
Пара уже машинально поворачивает на нужных развилках – слишком часто они ходят здесь. Но сегодня…
Сегодня особый день.
Двадцать лет.
В руках женщины огромные голландские розы. У мужчины в портфеле – бутылка водки, хлеб и три стакана.
Разговор становится всё явственней, но они не обращают на него внимания, когда не доходят до последней развилки.
Теперь налево и прямо до конца – там могила их сына.
Но они оба замирают, поражённые тем, что возле могилы их мальчика стоит кто-то ещё. Он стоит спиной – и лица не видно. Молодой парень, одетый в белое. В руках – две розы. Тоже голландские.
И едва женщина хотела сделать шаг, как где-то сбоку послышалось требовательное:
- Глеб!
Оба старика вздрогнули и переглянулись. Из-за деревьев и памятников, которыми изобиловало это элитное кладбище, вышла женщина в коричневом платье с элегантно забранными в пучок волосами.
- Глеб,- она, кажется, хмурилась.- Я же просила подождать меня!
- Прости, мам,- остающаяся незамеченной пара оторопевает от его голоса, и женщина поворачивается к мужу:
- Это невозможно…
- Молчи,- перебивает он её.- Если это наваждение, то пусть оно продлится подольше…
- Глеб Лобов! Я не слышу в твоём голове ни капли раскаяния!
- Потому что его там нет,- легко и до боли знакомо пожимает плечами тот, кого назвали Глебом.- Я просто хотел побыстрее сюда придти…
Вся, казалось, напускная строгость словно слетает с той строгой женщины, и она, зайдя за оградку могилы, грациозно усаживается на скамейку и смотрит на памятник.
На чёрном мраморе высечена белым фотография без труда узнаваемого всеми участниками этой сцены парня. И подпись: «Лобов Глеб Олегович».
С памятника усмехается красивый молодой мужчина со слегка взлохмаченными порывом ветра волосами.
- Сядь, Глебушка,- женщина на скамье говорит ставшим вдруг каким-то безжизненным голосом.
Молодой человек послушно садится рядом и обнимает мать…

- Идём,- мужчина берёт жену под локоть, и они осторожно подходят к могиле. Сидящие на скамье резко оборачиваются – и никто из них четверых больше не может сказать и слова. И лишь молодой человек, не понимая ничего, после минуты молчания встал и, улыбнувшись, представился:
- Глеб Лобов.
- Глебушка…- женщина, заплакав, обняла его, прижавшись к его груди. Парень был немного ошарашен и молчал.
- Ну, будет, Ал. Будет. Прекрати,- муж отвёл её от Глеба, и она, потеряв опору, неловко присела на скамью.- Нашего Глеба уже не вернёшь. Молодой человек просто похож на него. Это не его вина.
- Глебушка…- Алла Евгеньевна, а это без сомнения была она, прислонилась к мужу и вновь заплакала.
- Алла Евгеньевна… Олег Викторович...-женщина встаёт со своего места и, покачав головой шепчет:
- Неужели вы…
- Лерочка…- муж и жена Лобовы обнимают свою бывшую воспитанницу, не в силах сдерживать эмоции и слёзы.
- А он... он…- сквозь слёзы шепчет Алла.
- Он,- улыбается Лера и чуть отходит, освобождая место для сына.- Глеб Глебович Лобов. Будущий хирург в одной из лучших клиник Чикаго, где прошёл стажировку, наш с Глебом сын и… Ваш внук…

Когда мать увела Лобовых-старших, оставшийся один Глеб присел перед могилой отца:
- Привет, пап. Так толком и не поздоровались. Видишь, как всё удачно складывается. Бабушка с дедушкой и с мамой помирились, я скоро насовсем уезжаю с Чикаго… Правда, вот дядя Саша умер совсем недавно. Знаешь, пап, я очень благодарен маме, что она не стала скрывать от меня имя моего настоящего отца…
На секунду на губах парня мелькнула озорная улыбка, так всем знакомая, и он улыбнулся:
- Ведь мы так похожи…

Отредактировано Ангел-вредитель (2008-06-13 23:34:29)