администраторы:

Аlice

приветствую вас на форуме пары Глеб и Лера

модераторы:

пока нет

Глеб и Лера forever

Информация о пользователе

Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.


Вы здесь » Глеб и Лера forever » фанфики » "Вовремя". Стихо-фик.


"Вовремя". Стихо-фик.

Сообщений 1 страница 7 из 7

1

В сериале Глебу поздно что-либо делать. Но что если зеркальные сериальным события, приведшие Лобова-мл. к осознанию себя и переоценке ценностей, произошли до появления на авансцене великого Гордеева?

ПРЕДУПРЕЖДЕНИЕ 1: Детям до 16 просьба пойти почитать другое и подрастать. Вам правда это не надо. Даже если вы считаете себя супервзрослыми.
ПРЕДУПРЕЖДЕНИЕ 2: Глеб и Лера - подростки. Со всеми вытекающими.
ПРЕДУПРЕЖДЕНИЕ 3: Автор терпеть не может фанфики, где от героев остались только имена. Но очень вероятно, что этот - один из таких фанфиков.

Женщины не умеют ждать, помните об этом.
(с) Агата Кристи

"Порой, за счастье нужно бороться даже с самим собой."
(с) Джейн Остин. Гордость и предубеждение

--------------------------------------------------------------------------------------------------
С места в карьер...
Чтобы однажды утром
Раньше на год иль два
Кто-то сказал кому-то
Главные слова...
(с) Дербенев Л.

Нет, женщина не ждет — не будет,
Пока взрослеет местный принц,
Она ломает рифмы судеб
И раздвигает щит границ…

Перенесу инсайт и кризис
Назад на несколько годов,
Чтоб принц немного раньше вырос —
Себе признаться стал готов.

Представим так. В последнем классе,
Когда художественный ВУЗ
Раскрыл всю ширь своих объятий
Для покорительницы муз,

И кавернома во всё горло,
Точней во весь Динискин мозг,
Вдруг заорала смертью черной
Неутешительный прогноз,

Забыв себя, мечты, рисунок,
Решила Лера выбрать мед.
И каждый час забитых суток
Зубрила выбранный предмет.

И биология-то ладно…
Но вот для химии пришлось
Нанять интерна прямо на дом.
И всё бы было хорошо…

Ведь все мечтали видеть Глеба
Врачом, а препод для двоих
Был не дороже. Если б, если б…
Проблемы не было в самих

Учениках. Ревнуя адски
Отца к приёмным, Глеб зверел,
И был настроен не по-братски,
Сестру и вовсе не терпел,

Хотя с Денисом был приятель,
И был не против нежных чувств.
Так вот. Интерн-преподаватель
Открыл глаза ему чуть-чуть.

Нет, не намеренно, так вышло.
Что Лера странно расцвела…
Соперничество рвало крышу —
Мальчишка понял: влюблена.

Но много хуже стала ясность,
Что он в неё… давно — сто лет!
Её роман, его несчастность
Повергли в рабство сигарет,

И коньяка в отцовском баре,
В попытки целовать других…
Роман с учебой развивались
Как две сердечные дуги.

На дне рождения у Леры
Ни Вовка, вечный спутник-друг,
Ни Глеб не стали кавалером
На танец иль иной досуг.

Проклятый Горин с пошлой розой
Как концентрат её мечты
Уже был даже не угрозой…
А констатацией: «кранты».

Глеб стал прилежным до блевоты.
Зубрил, ходил не на футбол,
А с репетитором работал,
Чтоб помешать заветный гол

Забить в свободные ворота.
Пусть было поздно, всё равно.
Он сбился с мысленного счета
И поцелуев, и кино…

Пока обследовали Диню,
«Сестра» поддержку и плечо
Искала Горине («Петриле»!)
И Глебу было горячо…

Он сдался, плюнул на интерна
С его проклятой химотой
И сдернул на футбол от нервов,
Оставив Петю с сиротой.

Весь матч Глеб злился нереально:
«Безногие! Теряют мяч!»
В итоге плюнул: проиграют.
И сдернул, злой от неудач.

Встречала зала странным шумом.
В столовой — запертая дверь…
Глеб понял всё. И как безумный,
Стоял и слушал, что теперь…

Ни шевельнуться, ни заплакать…
Ни ком сглотнуть, ни заорать,
Ни крыть себя и Петю матом —
Но с каждым мигом умирать…

И только крик, такой протестный,
Такой испуганный, обжёг.
Глеб отмер и сорвался с места,
Дверь выбил фикусом. «Дружок»

Стоял в такой позорной позе,
Что Глеб в насильнический зад
Застывшему как при гипнозе
Всадил стеклом «до самых гланд».

А дальше было как-то смутно.
Он бил как мог, и бил, и бил…
И Горин бил, как на смерть, с@ка…
Орала Лера, Глеб… любил…

Пришел в себя полусидячим
На красном кухонном полу.
А Лерка, заходясь от плача,
Звала его, лаская слух…

«Не умирай!» — Не собирался,
Но ей поверил, что умрёт…
Вздохнуть не мог, как ни пытался,
Глаз не глядит, а кровь течёт.

Но Лера, в счастье, что очнулся,
Приобняла, поймала взгляд,
И он почти не ужаснулся,
Что медленно уходит в ад.

К её разодранной рубашке,
Припав безвольной головой,
Он ощущал любви мурашки,
И знал, что он пока живой,

И что готов, что просто должен,
Он просто должен ей сказать…
Он сплюнул зуб. Пусть односложно —
Сказать — и можно умирать.

«Я думал, ты не замечаешь…
Или не хочешь замечать
Того, что я… люблю отчаянно…»
Он смог сквозь спазмы промычать.

И он в блаженстве впал в беспамятство.
А ран всего-то ничего.
Ну, ребра, зуб… И чтобы замертво
Упасть от этого всего

Быть было надо кино-хироу.
Шок болевой, бывает, что ж…
Зато «сестра» сидит с бахилами
В реанимации, где ёж,

Каким был младший Лобов некогда,
Почил, Бог видит, навсегда.
А новый Глеб в примочках лекарей
Проклёвывался изо льда.

Отредактировано ЧеЛо-век (2022-09-23 14:38:08)

0

2

С места в карьер, или Петечка вместо Лёвочки и АН
Прозаическое изложение вышеприведенных рифм.

А он им — раз!
А тут как раз
Она ползла,
А он как даст ему
Со зла!
Они ей — раз!
Она им — раз!
Но тут как раз
Её он спас,
Он был с ней
Заодно…
Ух, сильное кино!
© Агния Барто

Глеб возвращался с игры злой и нервный. Они не продули, но он всё равно психанул и бросил всех отдуваться всемером. Ослы безногие, мяч не держат, даже «леркин хвостик» умудрился им забить: Вадька вообще разиня, а не вратарь. Правда, нервировали не столько товарищи, сколько тот факт, что, желая в очередной раз проявить характер, он заявил своим, что не собирается больше заниматься с этим придурком репетитором, особенно в неудобное для футбола время, и оставил Леру наедине с ним. Возможно, если бы не этот шкафообразный «студень», он бы так и не допёр, что с ним, блин, творится последний год, раз он никак не может не задирать «приемную сестрицу», не «дергать за косички» и вообще не воз… и вообще быть спокойным в её присутствии. Но как только он понял, с каким восхищением Лера смотрит на этого «Петрилу», всё встало на свои места, и бегать от себя стало просто не по-пацански. А Чехова, всегда надменно-сдержанная, молчаливая и печальная, на организованных его отцом доп.занятиях по химии, начинала улыбаться и делала свои задания с просто нездоровым рвением. Он вообще был склонен считать, что этот недоврач нахимичивает Чеховой какую-то дурь в газировку.

Глеб сперва тупил, потом терпел. Потом стал периодически прогуливать, не в силах выдерживать, — да ещё и скрывать, — разрывающую ревность. А когда понял, что «сестра» стала встречаться с этим… с ЭТИМ!.. было уже поздно. Он сходил с ума. Учёбу забросил, наплевав на выпускной класс и грядущее поступление. Начал курить и воровать у отца спиртное. И единственными занятиями, которые он теперь посещал неизменно, стали эти проклятые встречи с Петром у них дома. Кроме сегодняшнего. Потому что допы эти были раз в неделю. И всю неделю с прошлой встречи Чехову от школы забирал на мотоцикле этот пускающий на неё слюни амбал, и каждый раз, доходя до дома (Диню забирала ещё с первой смены мама), он видел их целующимися. До этого были только ручканья, киношки, пару раз они «всей семьёй» ездили в театр и в музей, и туда приперался этот химик. Отец либо не видел, либо не считал чем-то ужасным, что его приёмная дочь встречается с почти взрослым мужчиной: Глеб не разбирался, аспирант, интерн — Петру явно было за двадцать пять, а Лерке едва исполнилось восемнадцать. Кстати на днюхе Петя тоже был, и Глеб, как и Вовка Рудаковский, не отхватили не то что танца или взгляда, они прекратили существовать, как только Горин с пошлой розой открыл дверь.

Но вчера… Вчера Диню отец с мамой забрали на какое-то ещё обследование, куда они на этот раз отказались брать Лерку. И Лерка так нервничала все уроки, что почти отказалась сесть на мотоцикл Петра. Но тот уговорил. А когда Глеб подошёл к дому, увидел, как они жадно целуются… куртки распахнуты, мужские руки соперника под Леркинами полами… а сама она буквально висит на своём студенте.

Так гадко Глебу не было ещё никогда… Он с каменным лицом прошел мимо них, едко обозвал Лерку не то потаскухой, не то ещё как-то обидно и грубо, и яростно хлопнул дверью.

А сейчас он весь грёбаный матч вспоминал, как они сосались, и внутри пожарной сиреной орало ощущение надвигающегося конца. Он ничего «такого» не думал, хотя родителей и Дениса опять не должно было быть, а сам он должен был быть на игре ещё с полчаса, а потом общаться с парнями, он просто вошёл в дом и совершенно шокировано услышал возню в зале, где они обычно занимались. Дверь была закрыта изнутри, о чём говорил характерно повёрнутый снаружи замочек. Глеб сглотнул и на ватных ногах подошёл ближе. Там явно была не химия. Голоса звучали приглушённо, перемежаемые странными звуками. Лера немного неуверенно говорила, что хочет, чтобы «всё» было не так, и не сейчас. Пётр, очевидно, целовал её при этом, потому что она замолкала, а потом говорил, что она уже взрослая, и вполне пора, и, наверное… лапал её, или обнимал, потому что Чехова то выдыхала, то просила прекратить и повторяла, что она не хочет.

Лобов не мог пошевелиться. Его трясло. Голова была чугунной, сердце колотилось, как ненормальное. Он даже не мог сползти по стене. Хотелось остановить всё это, за дверью, особенно, когда Лера повторяла, что она любит, что ей всё нравится, просто она не готова и не хочет так быстро и вообще так, особенно когда Денис… Но всё это ничего не изменило бы. Отымел бы этот хрен её потом… а Глебу было бы ещё невыносимей… Поэтому первый порыв испортить им всё, вызвать отца или сразу милицию, Глеб задушил. В какой-то момент он осознал, что причиняет себе боль ногтями, а глаза уже готовы изрыгнуть соленую лаву.

Сосредоточившись на своей боли, он пропустил момент, когда характер звуков за дверью изменился.

— Нет! — крик Леры стал испуганным. И Глеб сразу понял, что это не «то самое», — Я не хочу!

— Лера, перестань упираться. Тебе понравится!

— Я не хочу ТАК! Что ты… зачем ты…

— Девочка, я уже завелся, перестань упираться! — послышался треск, как будто раздирали ткань, и Леркин плачь:

— Нет, пожалуйста! Не надо! Нет!

Глеб панически осмотрел прихожую: чем бы разбить стеклянные вставки в двери.

— Не ори! Все равно твоих нет никого! Давай по-хорошему!

— Петя, не надо!

Возня стала громче, Лобов, не найдя ничего, кроме цветка, еле поднял тяжеленную кадку и, как мог сильно, вдарил в дверь.

Стекло осыпалось, он намотал куртку на руку, выбил перегородки и с трудом от дрожи перелез вовнутрь. Лерка лежала на столе с разодранной кофтой полуголой грудью вниз, тушь черным стекала с алых щек, Петр, с уже спущенными штанами, заломал ей руки за спину и пытался содрать мешающие колготки. Оба были слишком шокированы, чтобы двигаться.

Глеб ослеп от ярости, выдернув из рукава небольшой осколок, зажал в голой руке, и резко подскочив к насильнику, вдарил в прикрытую только тонкой тканью белья ягодицу.

Дальше он помнил очень плохо. Потому что бил сам, били его, Лера орала… и в конце концов он осознал, что сидит на полу в кухне, глотая кровь, а Лера рыдает на коленях рядом и умоляет его не умирать. Даже заплывшим глазом видя её ужас, он поверил, что умирает. Потому что во рту булькала кровь, кажется, в крови же была футболка, а дышать почему-то было невыносимо больно, и просто потому, что так считала Чехова… Лерочка…

— Лера… Лерочка… — попробовал он произнести, пришлось сплюнуть зуб или два…

— Очнулся! Молчи, я вызову скорую…

Глеб почувствовал, как она обнимает его голову, и ощутил, несмотря на боль, такое блаженство и свободу, которые, наверное, бывают только перед смертью.

— Подожди… я должен сказать…

— Молчи, Глебушка…

Он сглотнул и перебил, пока ещё мог:

— Мне казалось, ты не замечаешь или не хочешь замечать… того что я… того что я… я должен сказать… того, что я… люблю тебя… ну вот… сказал…

Отредактировано ЧеЛо-век (2022-09-23 15:58:32)

0

3

Когда Филюрина к Едрёне Фене


«Героев всегда больше там, где не хватает профессионалов.»
©

«Твой мир колдунами на тысячи лет
Укрыт от меня и от света.
И думаешь ты, что прекраснее нет,
Чем лес заколдованный этот.
Пусть на листьях не будет росы поутру,
Пусть луна с небом пасмурным в ссоре,
Все равно я отсюда тебя заберу
В светлый терем с балконом на море.»
© В.Высоцкий

***

— Лер… ты… как?.. — еле слышно спросил Глеб, пока они накрывали на стол к завтраку. Отец привез его из больницы только вчера вечером, после работы, и, будучи звездой ужина, он не успел толком поговорить с ней: все разговоры были о его здоровье, лечении, реабилитации и прочем. Мама почти плакала опять, Дениска с завистью глядел на боевую раскраску героя, а Лера, вроде бы и радовалась, но ничего не ела и дичилась, как в первые дни у Лобовых.

Вот и сейчас Чехова с опущенными уголками губ едва пожала плечами и не подняла глаз.

— Сон плохой?.. — кинул он заботливый взгляд и разлил заварку.

Лера опустилась на стул и закрыла лицо руками, поставив на стол локти. Лобов быстро поставил чайник на можжевеловую подставку.

— Эй… — присел он рядом на корточки, чуть не вскрикнув от боли в сломанных ребрах, стон все-таки вырвался выдохом.

Лера быстро посмотрела на него полными слёз глазами, но он отмахнулся от молчаливого вопроса.

— Может тебе к Филюрину или как там его?

— Не помогает… — она обречённо закрыла глаза, — С родителями не помог, и с этим… — она сглотнула, осёкшись.

— С этим?.. — переспросил Лобов, и тут до него дошло, стало жарко, — тебе… снится… этот… — спросил он ещё тише.

Лера сперва мотнула головой в отрицании, а потом расплакалась, снова закрыв лицо руками.

— Часто?.. — зачем-то спросил Глеб

Она кивнула. Продолжая почти беззвучно плакать, только плечи слегка вздрагивали. Глеб даже испугался, что Петька успел наделать дел, иначе почему ей это снится спустя две недели? Но потом вспомнил, что Лерка была влюблена…

Он встал, не зная, что делать. Боясь даже прикоснуться к ней как-то.

— Любишь его ещё?.. — мягко, но сипло произнёс парень, утешающе пожимая хрупкое плечо.

Лера перестала плакать, мотнула головой, но, вопреки ответу, шмыгнула и прошептала:

— Как он мог?! КАК он мог?!

— Подонок… — Глеб процедил сквозь всё ещё болящие зубы, и почему-то притянул сидящую девушку к себе. Та послушно уткнулась лбом в его грохочущие больные ребра, он мужественно, задерживая дыхание, стерпел.

— Не буду я завтракать… — спустя несколько минут сообщила она, отстраняясь от него, — извинись, пожалуйста, перед Аллой Евгеньевной.

И ушла к себе.

… После завтрака Глеб зашел к Лере со стаканом сока и сэндвичем. Она читала что-то и, уже спокойная, смотрела на него с неприступным недоумением.

— Там… не можешь, поешь здесь. Надо есть. Дурак был, не понял раньше, теперь буду тебе сюда еду носить, пока не… И… короче, буду теперь за тобой приглядывать.

Он взял её руку и вложил в неё стакан, попытки шутить разбивались о Леркин взгляд. С секунду она смотрела на него с тем же отвержением, что за минуту до того, а потом он увидел слёзы.

— Как твои рёбра? — вдохнув спросила она, всё-таки закрываясь.

— Вскрытие покажет!.. — Глеб снова попробовал растормошить «сестру», но под её укоризненным взглядом сдался: — Шучу! Шучу я! Нормально всё. Шрамы украшают мужчин.

— Да уж, красавчик…

— Кстати, в школу пойдём, я у тебя грим попрошу, чтоб маму лишний раз не нервировать. А сейчас ешь давай!

Лера неохотно поднесла стакан к губам и отпила.

***

На третье утро Лера осталась на завтрак и с трудом глотала кашу. По дороге в школу на очередную какую-то консультацию Глеб осторожно отметил:

— Ты снова завтракала…

Смуглое Леркино лицо и даже шея пошли красными пятнами, опустив голову, она выдавила:

— Глеб… ты не понимаешь… мне стыдно, так стыдно…

— Ты чего… — они остановились.

— Что ты всё видел, что ты… из-за меня… чуть не умер…

— Лер…

— Не носи мне завтраки… — она хотела сбежать, не глядя на него, но Глеб притянул к себе:

— Вот именно. Я уже всё видел…

— Боже, какой стыд… — прошептала она отчаянно в его пиджак.

— А ты тоже знаешь, что я в тебя влюблён… — сейчас повторять это было невыносимо, но он не нашел ничего другого, уравнивающего их в уязвимости, — МНЕ говори всё, поняла? Я никому не скажу. Мы со всем справимся, слышишь?

***

Класс встретил их мгновением тишины, а потом взорвался разноголосьем. Еще бы. Глеб был тот еще красавчик. Синева под глазом сошла не до конца, дыра от зуба зияла своей красноречивостью. И он-таки надел корсет на эти два часа, чтобы, как сказала мама, какой-нибудь неумный подросток не испортил работу специалистов по восстановлению ребер дружеским тычком, поэтому дышал сейчас еще поверхностнее. Но главное, Лерка сейчас не как обычно независимо, словно они не живут под одной крышей, игнорировала факт, что они пришли одновременно, а, наоборот, стояла рядом как-то вымучено кривя губы в улыбке: она тоже не была на последнем звонке по официальной причине — болезни брата, которым был, разумеется, не Глеб, а Денис.

— О, Лерочка! — к ней тут же подошел долговязый Рудаковский, но вопреки обыкновению она не очень радостно откликнулась на его откровенный восторг от ее появления:

— Привет, Вов!

Держа сумку перед собой, она прошла в класс первой, словно прокладывая дорогу приемному брату, чтобы его не слишком атаковали. Рудаковский прыгал рядом с Чеховой, заглядывая в глаза и рассказывая, как у него не получалось очередное что-то там, и что он тоже — внезапно — ощутил тягу к медицине. Глеб что-то отвечал парням, кивая, и шел за «сестрой», решившей сегодня отчего-то удалиться на камчатку.

— Лер, слышал про вас… ты, наверное сильно напугалась, да? — нескладный Вовка, оказавшись чуть вдали от основной массы класса, тусовавшейся у входа и у доски, решил выразить свое сочувствие.

Глеб увидел, как Лерка побледнела, даже сжалась, и, чуть выпячивая подбородок саркастически негромко поинтересовался:

— Чего ей пугаться, Вовочка? Крови? Так она в мед. собралась. Людей резать.

И подошел к ней ближе.

— А. Ну да, конечно, — немного неловко улыбнулся Лере долговязый Вовка, не желая портить ей настроение и встревать в ссору с Лобовым.

А Лобов, как ни в чем не бывало, отобрал у Чеховой сумку, поставил на дальний конец парты, к стене и по-хозяйски скомандовал:

— Ну, проходи, давай, чего встала?

Лера подняла на него удивлённый взгляд.

— Эй. А чего это ты раскомандовался? — возмутился Рудаковский, — По-моему Лера сама решает… и вообще, чего это ты такой…

— Какой?.. — насмешливо уточнил Глеб… — Наглый? Тебя это удивляет?

— Глеб… — подала голос Чехова.

— Да. Наглый! — не смутился Вова.

— Вов, перестань. Я сяду с Глебом, ладно? — Лера положила приятелю руку на плечо. Тот разочарованно сдался:

— Ладно… — и обращаясь к Лобову пригрозил, — попробуй только ее обидеть. Лер, если что, я тут.

Глеб усмехнулся. Вовка сел прямо перед ними, Лера пролезла за дальний стул, не поднимая больше головы стала доставать тетрадь и ручку. Глеб достаточно тяжело опустился рядом, зажмурился и выдохнул. В корсете было хуже, чем без.

— Ты как? — спросил он тихо, краем глаза увидав, что у Леры подрагивают пальцы. На что обернулся Рудаковский и подозрительно поинтересовался, покачивая головой:

— Ты же её всегда терпеть не мог! Что? Самому не поступить, налаживаешь контакт?

— Вова! — возмущенно глянула на него Лера исподлобья.

— Дурак ты, Рудаковский, — несколько зло сообщил Лобов, — Она мне жизнь спасла, не доходит?

Смуглая кожа Чеховой вспыхнула бордовым, она немедленно опустила взгляд и на грани слышимости попросила:

— Глеб!..

— А… я это… я не подумал… — сглотнул, идя на попятную Вовка, — Лер, ты это… ты молоток!

— И в чем же наша Лерочка молоток? А, Вовчик? Глебушка? — саркастически нежно пропела, подходя к ним, Инна, глядя исключительно на Лобова.

— Жизнь, говорю, мне спасла! — в тон ей, с улыбкой, ответил Глеб.

— Лера же будущий врач, — словно не понимая ничего, зачем-то пояснил Рудаковский.

— Ну да, как и ты, да, Вова? И как Глебушка! И как? Хорошо она… лечит?..

Лерка дернулась, Лобов тут же схватил ее запястье и прижал к столу, продолжая смотреть на Инну.

— Показать? — улыбнулся он, демонстрируя отсутствие зуба, и медленно, гипнотизируя девушку взглядом, принялся свободной рукой расстегивать пуговицы рубашки, на этот раз радуясь корсету.

Класс как-то притих.

— Глеб! — Лера вырвала руку, понемногу возвращаясь к себе-привычной, — Прекрати немедленно!

При виде корсета, Инна перестала улыбаться.

— Ты правда спасла Лобову жизнь? — тихо и задето уточнила она у Чеховой.

— Я только вызвала скорую… — возразила та.

— Да. Она нашла меня, оказала первую помощь и вызвала скорую. — Очень серьезно произнес Глеб.

— И что теперь? — спросила Инна.

— А что теперь? — не понял Вова.

— Пойдем, выйдем, — Глеб, бледный от злости, сделал рывок встать, но теперь уже Лера остановила его, схватив за руку:

— Глеб!..

Инна покосилась на этот жест и ревность взяла верх:

— Будешь теперь ей всю жизнь долги возвращать? А как же этот её…

— А теперь, Инночка, — перебил её Глеб, все-таки мягко вынув руку из лериной хватки, оцененной им как страх остаться одной, и между делом пожав её руку, — у меня, оказалось, очень полезная сестра, и всё будет по-другому.

— По-другому это как? — Инна села на соседнюю парту и сложила руки под грудью, намеренно демонстрируя формы.

— По-моему, это не твое дело, — откинулся на спинке Глеб, застегивая рубашку обратно.

— Ну, конечно!

— Послушай… — угрожающе начал Лобов.

— Инн, у человека ребра сломаны, а ты прикопалась! — пришла неожиданная помощь в лице подошедшего Вадима, — радоваться надо, что наша туса не лишилась лучшего своего члена! — Вадик приобнял подругу, та раздражённо дернула плечом.

— Ну, по-моему туса-таки лишилась, — хихикнул Рудаковский, — Рёбра же долго заживают?

— Около месяца. Но у него сложный случай, — подала голос Лера лекторским тоном.

— Ну, на выпускной-то придешь?

Глеб зажмурил глаза в невербальном «конечно».

— Больше тебе скажу, я и на экзамены приду! О! Кетеван идет…

— Лер, — быстро спросил Володя, — домой вместе?

— Вов, я…

— Домой вместе со мной. Мать с Чеховой слово взяла, что я никуда не денусь. Так что, извини.

Консультацию они еле отсидели. У Глеба вопросов не было вовсе, потому что он едва открывал тетради и учебники. А Лера словно пряталась за сидящими впереди и только записывала комментарии к чужим вопросам.

***

Подходя к дому, когда все время норовивший взять Лерку под локоть или за руку, от чего она вздрагивала и сжималась, Рудаковский, наконец, оставил их и пошел обратно, к дому, Лера остановилась у калитки и положив обе руки на забор, наклонила голову к земле:

— По-моему, я не смогу…

— Чего ты?.. — Глеб сорвал лист с куста и принялся кромсать его в руках.

— Кажется, что они все знают…

— А от Рудаковского ты тоже из-за этого? Ты ж говорила, лучший друг…

— Не знаю. Не могу.

— Стыдно? — Глеб прислонился спиной к забору.

— Угу… И зачем ты про спасение сказал?

— Чтоб отстали. И мне тоже стыдно. Так что мы квиты, — парень смотрел в сторону.

— Тебе? — Лерка подняла удивленный взгляд.

— За Инну. Устроила сцену, коза… на весь класс…

Он повернулся и дернул еще один листик.

Лера понимающе усмехнулась:

— Она просто…

— Я ничего не обещал! — быстро ляпнул Лобов… и стушевался, опуская взгляд от вырвавшегося оправдания. Чехова промолчала, очевидно вспоминая Горина.

— Ладно, идем уже, что-ли… бесполезная консультация, ничего не понял…

И они вошли в калитку.

***

Инна ответила на десятый гудок. Обычно, брала раньше.

— Привет, — Глеб сглотнул. Он в одежде лежал на кровати, запрокинув голову и глядя на светлые разводы уличных бликов на потолке.

— Ну? — звучало вызывающе.

— Спишь? — Лобов зажмурился, сводя брови к переносице и ощутил, что волнение болью отдается в ребрах.

Время было к одиннадцати.

— А есть варианты? — саркастично ответила Инна.

— Надо поговорить, — парень закусил губу.

— Что? Лерочка не дает, и ты про меня вспомнил? Или решил послать меня по телефону?

— Не см… — Глеб сел так резко, что от боли перед глазами пошли круги, и вместо слова вышел задушенный стон.

— Глеб? — испуганно позвала его подруга.

— Да… — сдавленно отозвался тот, — выйди сейчас.

— Отчим дома, — они помолчали, потом она снова язвительно и горько уточнила, — решил дать мне отставку «лично»?

— Выходи. Через 15 минут буду, — выдавил Лобов, наклоняясь вперед, чтобы попробовать вдохнуть чуть глубже, не получалось.

Слыша его задыхающиеся попытки, Инна встревоженно произнесла:

— Ладно. Попробую. Только никаких «Лерочек».

Глеб как можно тише крадучись спустился вниз и надевал куртку, морщась и гримасничая, когда из комнаты показалась Чехова.

— Глеб? — она удивленно глянула на него исподлобья, он на мгновение замер, — Ты куда?

— Есть дело, — недовольно сообщил ей приемный брат.

— Ночью? — вопреки ожиданию, Лера не походила на читающую нотации зануду, скорее на почему-то испуганную… сестру. Наверное, поэтому, покровительственное настроение пришло на смену раздражению оттого, что его застукали сбегающим на ночь глядя:

— Лер… — произнес он как-то тепло, подошел к ней, — Я недолго.

— Ты ведь не…

— Не?.. — не очень понял Глеб, но Чехова не продолжила, и Лобов взял ее за локоть и вернул за дверь, в комнату, тихо проговорив: — Слушай, тебя больше никто не тронет, отец дома, дверь я закрою.

— Ты ведь не к нему? — испуганно понизила голос Лера, — Обещай, что…

— Не к нему, — прикрыл глаза Глеб, — не думай о плохом.

— С тобой ничего не случится? Куда ты опять вляпываешься?

— Вот! Теперь узнаю Чехову! — усмехнулся Лобов, Лера скривила рот в ответной усмешке и сложила руки на груди, — Маме, если что, скажи, подышать вышел.

— "Подышать"! — скептически произнесла та.

— Всё. Давай! — Глеб прикрыл дверь, и услышал в щелочку, как Лера без энтузиазма ответила ему:

— Ладно… скажи, как вернешься.

До многоэтажки Инны Глеб обычно добегал минут за 7. Но сейчас нормально дышать, а следовательно, бегать, он не мог. Но когда, еле дыша и борясь с головокружением от недостатки кислорода, он добрался до нужной парадной, Инны рядом не было. Отойдя от входа, он перешагнул заборчик цветника и подошел к ее окнам, вспоминая, как с полгода назад они всей компанией, засидевшись, сигали через цветник от очередного ухажора её матери, благо этаж был первый.

Света не было, но угадывался блик ночника. Лобов набрал номер.

— Инн… ты где?

— Дома, — буркнула та, — если сейчас выйду, завтра будут такая красивая как ты.

— Он ударил? — напряжённо уточнил Глеб.

— В дверь, — усмехнулась та. — Пьянь. Ненавижу… скорей бы 18… — Так что ты там хотел?

— Выгляни. Я под окнами.

— Но не с серенадами, да? — Инна подавила всхлип, занавески шевельнулись, и сомкнулись за ее спиной, — вылезать не стану.

Глеб смотрел на нее снизу вверх, сглатывая жалость.

— Ну? — потребовала та грубо.

— Прости меня, — с трудом произнес Лобов.

— Так и знала!.. — зло закатила глаза Инна, — вы уже спите, или она поставила условие бросить меня?

— Ты удивительная девушка, Инн,

— Так это «Да?» — она все-таки выдохнула влажно, — ненавижу тебя… ненавижу… — прижалась лбом к стеклу.

— Нет.

— «Нет»? Тогда почему это: «ты удивительная девушка, Инн»? — передразнила она.

— Раньше меня всё поняла.

Та усмехнулась:

— Трудно было не понять! Ты ее задирал так, как не целовался со мной! — Глеб промолчал, — Так что? Тебя поздравить?

— Нет. Ничего не изменилось…

— Да-а-а? А в школе она в тебя вцепилась… гадина…

— Я чуть не умер у нее на руках. ПТСР. Они все теперь со мной нянчатся. — Глеб усмехнулся досадливо.

— Она правда спасла тебе жизнь? — Глеб видел, как Инна стирает слезы.

— Ага.

— А этого мотоциклиста тоже бросила? От ПТСР? — съёрничала она.

Глеб дернулся:

— Этого? Нет.

Они стояли и смотрели друг на друга. Инна плакала, Глеб молчал. А потом она сказала тихо:

— А я знаю, что это он тебя так.

— Что ты несешь? — рассердился Лобов.

— Значит, я права… Я буду молчать. Если обещаешь хотя бы дружить со мной. Но я не дура.

— Именно что дура. В дом влезли, я сдуру полез.

— Не дура. Ты умный. Ты бы не полез, ты бы вызвал милилицию. У тебя «Один дома» любимый фильм, сто раз вместе смотрели.

— Это были домушники, а полез я, т.к. Лерка должна была прийти…

— У тебя химия по четвергам. Сам жаловался.

— Не придумывай.

— И что он сделал? Полез к ней?

У Глеба потемнело в глазах.

— Ладно, — сказал он. — Ладно. Но ты никому не скажешь.

— Ну?

— Она рассказала ему про аварию, ну, где ее родители погибли. А он сказал, что, наверное, мой отец плохо сделал операцию. Это же он Петра Аркадьевича оперировал. Или что вообще, раз ее отец известный журналист, может моему папе заплатили. Я вошел, когда он это говорил, — Инна выдохнула удивленно, — Дальше помню смутно. Орал что-то, чтоб он не смел.

— А Лерка? — Инна смотрела вниз, где опустивший взгляд в землю Лобов пинал землю.

— Сказала, что-то, что надо разобраться, и я ей врезал и слетел с катушек.

— Вот дура. А ты «спасла!» Тварь, тварь неблагодарная!

Лобов поднял взгляд на окно:

— Да влюблена она в этого Петрилу! Не понимаешь?! А спасти спасла! Первую помощь оказала, скорую вызвала!

— Да если б не она!

— Да при чем тут она? — разозлился Глеб — Это этот козел! Про отца гадости… Лерка и так себя виноватой чувствует.

— Ага. Аж за одну парту с тобой села!

Глеб выдохнул.

— Ин… ты обещала молчать… Это МОЙ отец, понимаешь?

— Ладно, — спустя паузу буркнула Инна.

— Инн, — Глеб благодарно кивнул.

— У.

— Спасибо, — сказал он серьезно. — Ребятам скажи, ты меня послала…

Девушка огрызнулась:

— Разберусь! Рыцарь ты грёбаный. Поплачешь ещё от своей Лерки…

— Инн… — Глеб снова сглотнул комок, — прости мерзавца?

— Она его хоть бросила? — убито спросила Инна. Глеб пожал плечами, глядя в землю, — Значит, мы квиты. — Заключила она. Вдохнула и потребовала, — раз ты так и будешь за ней бегать, скажи мне, что любишь её. Хочу услышать.

Глеб снова сглотнул, поднял руку к ее окну, дотягиваясь пальцами до стекла. Инна коснулась его пальцев с той стороны.

— Люблю её, Инн, — Инна зажмурилась.

— Она знает, да? — выдохнула она рвано, — Я замечательная и умная, я знаю.

— Да.

— Всё. Иди к своей Лере.

Глеб опустил руку и зажал губы зубами. Инна услышала.

— Эй, ты дойдешь?

Глеб кивнул, не глядя на нее, наклонился, чтобы вдохнуть.

— Вот ведь черт! — она стала судорожно открывать старые ставни, — Глеб!

— Нормально всё. Нормально…

— Лерке твоей позвонить?

— Не…

— Нет? — спросила она уже без телефона, высунувшись в окно.

— Не моей… Не надо, — попытался улыбнуться Глеб.

— Если эта вобла тебя не разглядит, я ей лично яд сварю.

— Инн.

— Все ж меня ведьмой считают, пусть хоть не зря!

— Инн… — Глеб привалился плечом к стене дома и глянул вертикально вверх, — позвони Герке. Пусть подбросит.

— Твою ж…

Через минуту Инна выпрыгнула к Глебу в окно в домашних шлепках и одной футболке, и набрала Геру, дунула на челку:

— Гер, будь человеком. Забери этого идиота Лобова. Торчит под окном. Не. Не пьяный. Не буйный.

Глеб поморщился:

— Как ты обратно?

— Гера подсадит. Он же в меня влюблен. Смешно, да?

— Инн… — морщась, Лобов стащил с себя куртку и накинул на девушку.

***

Когда Лобов вошел в дом в сопровождении Геры, Лера сидела на диване, обхватив босые ноги.

— Глеб?.. Здрасти… — она увидела приятеля брата, которого жутко ненавидела мачеха, опустила ноги, — Ты куда опять…

— Захлопнись, Чехова, — неприятно оборвал ее Гера, — не видишь, худо человеку?

— Лер, всё нормально. Иди к себе. — не глядя на неё, смягчил Лобов.

— А ты?..

— А мы посидим, — Глеб рухнул на двойной диван у двери.

— Ты где был? — девушка обижено сложила руки на груди.

— Чехова, говорят тебе, отвянь и иди к себе! — Гера снял обувь, кивнул другу: — Где у тебя?

— Вы что ПИТЬ собрались? — возмутилась Валерия.

— Обезболивающее принесу, дура! Как ты с ней живешь? — закатил глаза гость.

— Гер… — устало позвал Глеб, — спасибо. Давай я дальше сам. А то от вашей ругани мать сейчас вскочит…

— Ну, смотри.

— Спасибо…

— Ага. Сочтемся! — парень недобро глянул на с такой же неприязнью глядевшую на него девушку, и, нацепив кроссовки, вышел.

— Глеб… — Лера присела к брату, тронув его за плечо.

— Нормально всё. Встать помоги?

Лера потянула его за руку, он поднялся.

— Какое нормально… ты что… ты… — она сильно тряхонула и сжала его ладонь

— Я у Инны был, — прикрыв глаза сообщил Глеб. — Пойдем спать, — он потянул сестру к комнате, открыл дверь.

— У Инны? — исподлобья удивилась Лера

— Давай завтра, ладно? Я дома, всё хорошо.

— Аэ… — уперлась, было, Чехова.

Глеб прислонился к стене рядом с дверью, запрокинул голову, сдался:

— Мы расстались, — Лера расширила глаза, Лобов оттолкнулся от стены и пошел к лестнице, — Лер… закройся. Будут кошмары, звони, поняла? — Обернулся, дождался кивка.

Лера помедлила. Потом зашла в комнату, и Глеб услышал щелчок щеколды.

Когда он уже наелся обезболивающего и лежал на высокой подушке, пиликнуло смс. Испугавшись, что от Леры, он судорожно схватился за мобильник.

«Я тоже тебя спасла»

Набрал ответ: «Сказал Герке, что ты меня отшила»

— «Ненавижу тебя»

— «Отчим не тронул?»

— «Не узнал»

Какой счет за телефон отцу придется оплатить, и где он возьмет деньги компенсировать Инне их ночную беседу под окном, Глеб предпочел не думать. Мобильной связи до доступности простым смертным было еще печально далеко.

***

Они готовились к математике у него в комнате, разумеется с открытой дверью, чтобы мама не дай Бог не сочла, что дети позволят себе фривольность. Решали, проверяли друг друга, ругали составителей и собственную криворукость (у Глеба никак не получалось чертить линии прямо, что мешало визуально оценить задачу, на самом деле дело всё было в том, что Лера слишком эротично жевала ручку, но.) Узковатый для двоих выпускников стол был подвинут к окну для света, зато от входа в комнату любому были видны трудолюбивые спины.

Дениска вошел к брату тихо, но не слишком сосредоточенный на никак не поддающемся примере Глеб его прекрасно слышал. Мальчик радостно положил руки на плечи своих «брата» и сестры и, видимо, собирался радостно же поздороваться, но Лерка ахнула, словно давясь воздухом, и подпрыгнула на крутящемся кресле, отползая вбок с паникой на лице.

Глеб испуганно нахмурился, а Чехов, к счастью, засмеялся колокольчиком и подколол сестру учебой. Лера почти сразу расслабленно задышала и даже улыбнулась братишке. В итоге они все втроём спустились вниз на ужин, где уже пару дней сиял дизайнерской поверхностью новый обеденный стол.

Вечером Лобов-младший, вопреки обещанию родителям и Лере повторить и ложиться, маниакально перелопачивал интернет в поисках чего-нибудь про страх опасности сзади, совершенно наплевав на грядущий экзамен, и боясь только того, что кому-нибудь понадобится телефон, и с трудом установленная модемная связь нафиг разорвётся. А потом, потерев уставшие глаза, отправился вниз проверить, как там Лерочка.

Он приложил ухо к двери, подумал и всё-таки тихо постучал. Сосчитал до 363, постучал еще раз. Сосчитал до 10, и чуть не ввалился в приоткрытую дверь.

Лера явно не спала: глаза блестели заплаканно, но смотрела она строго и пускать не собиралась.

— Глеб, у тебя что, пример не получается в два часа ночи?

— Пустишь, разговор есть? — уклончиво сообщил Глеб, не слишком отдавая себе отчёт в том, что разговор в девичьей комнате ночью в глазах Леры мог выглядеть угрожающим.

Но Чехова отступила, пропуская его, включила свет в дополнение к, оказывается, горевшему ночнику, и, скрестив руки встала у двери, глядя на приёмного брата.

Глеб отметил, что постель смята, а сама Лера в домашнем тренировочном костюме, в котором он видел её по утрам, и который, возможно, был ей завместо пижамы.

— Ты сегодня подпрыгнула. От Дениски, — заговорил Лобов.

Лера ссутулилась, как от холода. И промолчала.

— Завтра экзамен. Там учителя ходят. Со спины в том числе.

Он сделал микродвижение к ней, Чехова прошла в комнату и облокотилась ягодицами о придвинутый к стене стол, уставилась исподлобья на гостя.

— Вот смотри, ты и сейчас спину защищаешь, — отметил Глеб, — завтра тоже прыгать будешь?.. — девушка опустила глаза, дернув плечом, — Это рефлекс…

— Это рефлекс, — ответила она негромко одновременно с ним.

— Знаю. Потому что… — Лера закрыла глаза ладонями, и он не продолжил.

— Я стала истеричкой. Да? Он сделал меня истеричкой…

— Лерочка… я тут почитал…

— Было ужасно страшно, что я не вижу, что он делает… сперва не верила, что он может…

Чехова всхлипнула, и Глеб решился подойти и попробовать обнять. Но, не донеся рук до плеч, остановился на мгновение. И уточнил:

— Можно?..

Она качнула головой.

— Тебе он ребра сломал, зуб выбил… всё лицо фиолетовое… а я тут…

— Шшш… — Глеб мягко отнял руки от её глаз и довольно бодро сообщил: — давай попробуем новый опыт? Психологи пишут нужно вернуть доверие миру. Есть упражнения…

Без перехода он за руки потянул Леру встать, отпустил безвольно упавшие руки, посмотрел в огромные глаза, и защитным движением еле-ощутимо обнял. Чехова замерла, но не более напряженная чем до того.

— Я сейчас медленно поверну тебя спиной к себе… — сообщил новоявленный психолог.

— Нет!.. — Лера дёрнулась.

— Лерочка, я не трону тебя, я не… трону, слышишь? Просто поверь, попробуем без твоего Филюрина, раз ему не говоришь, ладно?

— Нет!.. — она больше не дернулась, но Глеб ощутил ее сердцебиение и схватившиеся вдруг за его рубашку руки, — Он бы настаивал рассказать Олегу Викторовичу и в милицию. А я… ты обещал!

— Мы ж всё тогда решили, чего ты? — Лобов немного отстранился, — От меня никто ничего не узнает, а Петрила трус, от него точно. Если ещё будут вопросы, я всё улажу сам.

Чехова постояла еще немного, сжимая одежду «брата», потом отпустила и сцепила упавшие руки в замок, устанавливая грань между ними. Глеб понял, вздохнул, мягко взял её за плечи:

— Давай. Тебе сейчас… так… хорошо?.. — Лера молчала, прячась за челкой, Лобов сглотнул и тихо выдохнул: — Ты и меня боишься, Лер?..

— Я всех боюсь, — дипломатично буркнула та.

— Ладно… — Глеб растерянно отвёл ладони от её рук, и в этот момент Чехова прижалась к нему, как дети к материнской ноге, — Лерочка… Лерочка… — он, борясь с болью, тут же обнял в ответ.

— Давай попробуем… — Чехова вдохнула и выдохнула несколько раз, — мне… тепло… и почему-то безопасно… Ты ведь меня спас… Но мойся почаще, потом пахнешь.

Глеб неловко от стыда извинился, даже отпустив Леру совсем.

— Ладно, — выдохнул он, — значит, скажи, как тебя обнять, чтобы тебе было удобно и не страшно?

Лера подумала и неловко, стыдливо положила обе руки Глеба себе на плечи. Он, вопреки желанию, горячо выдохнул ей в волосы и вдохнул их запах.

— Сейчас я поверну тебя спиной. Медленно. Попробуй помнить, что это всё ещё безопасно, — голос был сиплый.

Он повернул её, видя, что она закрывает от ужаса глаза, и тут же прижимается к нему спиной с такой силой, что он едва устоял на месте и рвано вдохнул от боли. Он тут же накрыл ее руками, а Лера вцепилась в его руки, дрожа:

— Он сделал так же… так же… — прошептала признание девушка.

— Это всё ещё я… — сказал Глеб, с тревогой думая о том, чтобы Лера не прижималась слишком сильно, потому что рёбра, и потому что он всё-таки был парнем. Попытался пошутить: — Эй? И я всё ещё пахну не розами!

Лера расслабилась, отпуская судорожный захват и немного хмыкнула.

А потом, видимо, открыла глаза и снова отшатнулась назад, толкая Глеба.

— Ты чего?.. — простонал он.

— Стол, — односложно сообщила Чехова, — Прости…

— Ясно, — сипло сообщил Глеб, высвобождая Леру, — У меня идея. Пойдём в залу. Повторим там. Все спят.

— Нет… — помотала головой девушка.

— Давай, это быстро. Психологи пишут, нужно проиграть травмирующую ситуацию с другим финалом и при безопасном… безопасном чего-то там. — И он потащил упирающуюся Леру из комнаты.

После получаса в ярко освещенной зале с проигрыванием поворотов в его объятиях, Глеб понял Петю. А ведь сейчас Лера была в закрытой одежде… Но отступать было некуда. Вроде бы ей становилось легче. В итоге он предложил погасить свет или завязать ей глаза. Выбрали выключатель. Когда рука коснулась кнопки, сработал какой-то внутренний механизм, и Лобов осознал, что прикасаться сейчас к девушке, в которую влюблен, будет совершенно не безопасным.

— Лер… — слишком сипло позвал он, кусая костяшки пальцев.

— В темноте почему-то легче… — удивлённо произнесла Лера, — я здесь. Здынь Здынь.

Он подошёл неслышней, чем планировал, положил руки на плечи:

— Бу!

— Я тебя по запаху узнала, свинюшка! — сообщила явно приободрившаяся Чехова.

— Там ещё… упражнение есть, — зажмуриваясь сообщил Глеб, — назад падать. Человек падает, а его ловят.

— А если не поймают? — Лера вывела Глеба в освещённую прихожую, — Тебе сейчас нельзя тяжести.

— Я тебя поймаю, — твердо сообщил Лобов.

— Завтра… спасибо тебе, Глебка… Иди спать… — Лера ласково провела рукой по его плечу и скрылась за дверью.

Глеб, разумеется, в ту ночь так и не заснул.

Отредактировано ЧеЛо-век (2022-09-23 16:38:59)

0

4

Короткой строкой о том лете, которое после окончания школы и до начала студенческой жизни

Гамак поскуливал от веса
Как пёс, расчесывавший блох.
На гамаке была принцесса,
С ней кофе, химия и Босх.

Комар зудящей серенадой
Атаковал открытость плеч,
Ведя воинственно осаду,
Чтоб получить заветный ленч.

А мелкий принц, сложив газету,
Стоял на страже, в стороне
От злого ультрафиолета,
В москитосетчатой броне

И гнал свирепо от сестрицы
Волнами воздуха врагов,
Всех кто мешает ей учиться:
И мошкару, и комаров…

Но кофе кончился бодрящий.
Учебник выронен из рук…
И Босх один в объятьях спящей,
Как многоликий старый друг.

Сменилась стража: с опахалом, —
Кошачьей мятой, — от границ
(От гамака) гонял нахалов
Кровососущих с т а р ш и й принц.

И, закусив губу от жажды,
Себя почувствовав Пьеро,
Мечтал, что может быть, однажды,
Как в сказках Грина и Перро

Свою приёмную принцессу
Разбудит от дурного сна
И уведёт из злого леса,
И все воскликнут: «спасена!»

Король-отец оставит взбучки
И скажет: «Дети, решено!
Ты для принцессы — выбор лучший!»
И запретит веретено…

Но что она сама ответит?
Что Босх во сне наговорит?
Нет, чудеса живут на свете
Только пока принцесса спит.

Надежда, как гамак, скулила,
Баюкая принцессин сон…
И вдруг принцессу разбудила,
Как некий жанровый закон…

И рыцарь взял её за руку,
Отбросив трупы комаров,
И вывел к ужину на кухню —
К дарам молочниц и коров.

Валялся Босх, скучал учебник…
Наследный принц, дурачась, пел.
И вечер был почти волшебным:
Ассоль… р о ж д а л а с ь, Грей - взрослел.

10.11.2017

Отредактировано ЧеЛо-век (2022-09-23 14:50:59)

0

5

Земляные яблоки (картошка) и яблоки обыкновенные

Страна Любви — великая страна!
И с рыцарей своих — для испытаний —
Все строже станет спрашивать она:
Потребует разлук и расстояний,
Лишит покоя, отдыха и сна…
В.Высоцкий

"Будто целая жизнь за плечами
и всего полчаса впереди.
Оглянись — и увидишь наверно:
в переулке такси тарахтят"
И.Бродский

"Мужчины думают, что женщины любят красавцев или героев. Нет, они любят тех, кто о них заботится."
А. Ахматова

Было немного за полночь, когда спящая Лера испуганно села, услышав непонятный звук со стороны окна, как будто стучала ветка, но никакого дерева, достающего до стекла, с этой стороны дома не было. С того дня она, ей казалось, вполне уже пришла в себя, перестала внутренне и физически шарахаться от неожиданных звуков и прикосновений сзади, снова стала адекватно воспринимать себя в социуме одноклассников и вообще людей (а вот в начале было тяжело, иррационально казалось, они узнают о случившемся и будут издеваться). Если бы не грипп, она бы с удовольствием отправилась с новой группой, которую видела только на медосмотре, на картошку, тем более, что там был Глеб, которому она последнее время стала безотчетно доверять и который точно помог бы ей в сложной ситуации.

Но сейчас Глеб был на той самой картошке, опекуны спали где-то на втором этаже, а любой злоумышленник, при желании, мог почти без усилий влезть в ее комнату. И первой панической иррациональной мыслью Леры была «это Петр, узнал, что Глеба нет, и вернулся, чтобы…» Чехова не ожидала, что даже додумать этот ужас будет для нее невозможно. Тело словно приросло к кровати, не было ни сил ни мысли просто бежать. Трясущимися руками она схватила телефон, не соображая, звонить приемному отцу или сразу в милицию, но увидела пропущенный звонок от Глеба и по новой, но устоявшейся, привычке мгновенно нажала на его контакт, хотя он бы, разумеется, издали ничем не смог бы ей помочь.

— Глеб, Глеб… там кто-то лезет в окно… я боюсь, Петя… Глеб… — заплакала Лера сразу, как только Лобов выдохнул недовольное «наконец-то»

— Лер… Спокойствие. Это не он, это я! Он не придет больше. Слышишь? Открой лучше…

— Как - "ты"? А картошка? — всхлипнула Лера.

— Открой окно. Или дверь входную, только тихо!

— Я н-непонимаю… — но оцепенение спало, и Лера отбросила сжатое в кулак одеяло и подошла к окну, прижимаясь лбом, чтобы посмотреть вниз.

Лобов действительно стоял внизу с каким-то баулом и махал рукой.

— Дурак несчастный! Напугал! Мог бы предупредить! — теперь мандраж выплескивался раздражением

— Я звонил, смсок кучу написал! Откроешь?

Лера махнула рукой, показывая, чтобы шел к двери, и пробормотала:

— К двери иди, обормот.

Она несколько секунд думала, прилично ли выглядит. Это было ново — в конце концов это же был Глеб… А его она воспринимала скорее, как брата, даже после его признания. Но прошедшая неделя, когда она одиноко валялась в постели и шаталась по дому, была слишком остро наполнена отсутствием приемного брата, игравшего последнее время роль близкого человека и конфидента. А собственная радость и не пойми откуда взявшееся смущение от его смс и звонков с «повинности» вынуждали Чехову удивляться себе. На всякий случай, Лера надела большой махровый халат на вполне подходившую для хождению по дому пижаму, и пошла открывать дверь

Глеб крался по коридору, таща за собой большой овощной мешок и неся снятые кроссовки в руке, так театрально, что Леркина неловкость тут же сменилась привычной снисходительностью к его ребячествам.

Когда они зашли в ее комнату, он деловито сбросил изгвазданную в земле куртку, поставил на нее кроссовки, и принялся расшнуровывать мешок.

Лера, радостно улыбаясь, стояла рядом, замком сложив на груди руки:

— Как дед мороз какой-то! Только грязный.

— Мужчина должен быть грязен, волосат и вонюч! — со знанием дела заявил Лобов, извлекая из мешка большое, с листиком, яблоко, — ложись давай, больная, я тебе… вам витаминов привез. О. «Витаминов я привез как осенний дед Мороз»!

— Поэт! — произнесла Лера скептически, села на кровати по-турецки и накрыла ноги одеялом для приличия. И ей тут же прилетело одно за другим пара яблок.

— А про мужчин там не так.

— Ага. Еще мужчина добытчик! — Лобов изобразил культуриста и выразительно указал на мешок. Потёр еще одно яблоко о грудь и звонко откусил.

— Грязное! — ахнула Чехова, — ты же будущий врач! Глеб!

— Ошень кушать хошетшя, а переношевать нехде, — проговорил он с набитым ртом, — и я… и вообще оно не пачкалось, прям с дерева, а я протёр!

— Глеб! Отдай сейчас же! — Лера вскочила, от чего круглые дары громко ударились об пол и обиженно откатились обратно к мешку, отобрала у брата недоеденный им плод, — я вымою пойду. И поесть принесу чего-нибудь.

Лобов удержал ее за локоть:

— Лер… я на недолго совсем, только яблок привезти. Ты болеешь, Дине надо, да и родителям…

— Ты что, сбежал? Без спросу?! — осуждающе глянула исподлобья Лера

— Так! Иди мой яблоки и тащи харчи! — тут же сменил тему Глеб.

Лера, ворча, набрала в карманы халата несколько штук, и покачав еще раз головой, вышла.

Вернулась с пакетом в руке и подносом с двумя чашками.

— В контейнерах подогретая индейка с рисом и шарлотка — у нас, как видишь, тут тоже бывают яблоки!

— Тут иностранные, их даже червяк не ест, брезгует! А я вам…

— А ты нам червивые принес, да!

Они проговорили еще минут 15, пока Глеб жадно ел и, чавкая, пытался объяснить, что яблоки не честно тыренные, а у бедной местной бабуси купленные и самолично обтрушенные, а сюда он попал на немного и в таком виде потому, что сразу с поля — помогал отвезти мешки с картошкой на овощебазу в Москве и за толику малую убедил водилу заскочить на полчаса в Реутов.

Лера просто пила чай с лимоном, грея руки о чашку, смотрела на то, как Лобов ест, и удивлялась желанию кормить его и кормить.

За окном послышался гудок автомобиля.

— Так, всё! — сообщил Глеб, запихивая в рот кусок шарлотки, — ефте яфлофи, я пофёл!

И направился к окну.

Лера стукнула чашкой о стол, поймала гостя, развернула за плечи к двери:

— Куртка там, Ромео!

— Почему Ромео? — застыл Глеб с явным смущением на лице, а Лера до того как осознать, как это двусмысленно прозвучало, пояснила:

— Потому что в окна лезет!

— Тогда я Петр I. Он вообще окна рубил!

Они засмеялись, Лобов подхватил куртку с обувью, прижал к груди:

— Я там сам, захлопну. Спи.

— Давай…

— Не кисни. Обязуюсь звонить и докладАть!

— Лучше смс, — сказала Чехова и тут же поняла, что будет скучать по его голосу и шуткам, и что эти слова могут его обидеть. Пояснила быстро: — Дорого слишком. И так ипотека… и мы с Диней… ОлегВикторыч не одобрит. — И зачем-то добавила: — И… у тебя там шумно. Девчонки все время смеются.

— Девчонки? — почему-то переспросил Глеб, внимательно глядя ей в глаза, а затем опустил взгляд, — Вы вообще смешливые. Даром не корми поржать, а работать Лобов будет!

— Ну-ну! — усмехнулась Лера, не понимая, почему продолжает спрашивать чушь, и почему Глеб продолжает оправдываться.

— А вообще я с Вовкой твоим в паре. Хотя его тоже можно в девочки записать.

— Глебка! Как тебе не стыдно! Вова хороший…

— Ой, всё, я ушел, мне его и на поле хватает, и в бараке! — парень картинно закатил глаза, — Поеду привет передам. Или нет. Не передам. Спалит еще!

— Пока! — кивнула хозяйка комнаты.

Глеб мигнул глазами и исчез за дверью. А Лера глянула на мешок на полу, потянулась сладко и почему-то вспомнила, что в день отъезда Глеба, когда у нее была высокая температура, и она лежала с мокрой тряпкой на лбу, ей показалось, что приемный брат прокрался к ней в комнату и, ощупав тыльной стороной ладони горящие щеки, несколько минут стоял рядом, грея ее ледяную руку в своих… Она думала, что приснилось, картинка была нечеткой. Теперь ей пришло в голову, что, наверное, это было на самом деле. Внутри стало хорошо-хорошо, она залезла в кровать, обняла мишку и с улыбкой закрыла глаза.

Ну и что, что его чувства не были взаимны в полном смысле, сейчас Лера не чувствовала вины перед человеком, разумеется, только ради нее одной сбежавшим от студенческих вечерних радостей и даже умудрившимся придумать достойный повод-оправдание в виде витаминов.

Отредактировано ЧеЛо-век (2022-09-23 16:46:43)

0

6

Не рой другому яму

«Малыш! Но я же лучше собаки!»
Карлосон

     
***

      Институт принес не только учебные, но и вполне себе личные разочарования. Если летом Лерка была безраздельно его, ну еще немного Денискина, то сейчас в строй вернулся пресловутый «лучший друг Вовка». Глеб слегка свысока смотрел на этого нескладного очкарика, но понимал, что в данный момент ничем его не превосходит. Конечно, у них с Чеховой была теперь общая тайна, и все эти психологические экзерсисы немало их сблизили. Но Рудаковский проводил с ней всё ее время все эти годы, и особенно тот период, когда после автокатастрофы она осталась одна, наверное, выслушивал ее рассказы о родителях и утешал в то самое время, как Глеб мажористым мерзавцем всяческие ее изводил. И сейчас этому нескладёнышу подфартило попасть с Лерой в одну языковую группу — их тупо разбили по фамилиям, и Лобов со своей «л» оказался плачевно далек от чеховской «ч».

      А еще появились новые пассажиры. На «картошке» все как-то перезнакомились. Девчонки — и симпотные, и так себе — представали перед парнями в замызганных одежонках, какие не жалко, с перепачканными лицами. И филейные их части все были вдоль и поперек рассмотрены и обсуждены. Тут же, на грядках, и ночью в бараке. А Чехова появилась сразу красоткой, да еще и с эскортом в виде Рудаковского и него самого. На нее смотрели. Даже не так. СМОТРЕЛИ. Просто пялились. Подходили подкатить с дурацкими комментариями, вопросами, шутками. И Чехова улыбалась, отвечала. А они с Вовкой не предъявляли на нее несуществующих прав. Просто иногда саркастически нападали на соперников под неодобрительные взгляды яблока раздора.
      И все же делиться Лерой Лобов был не намерен. По крайней мере Вовку сбросить с коня он имел идею как.
     
      — Вовка твой опять с нами сегодня? — спросил Глеб как-то за завтраком, подгадав, когда им было ко второй паре и они были одни. Он деловито наворачивал на вилку ноздреватый омлет, чтобы макнуть его в соус, и стрельнул в Леру взглядом только на миг.
      — Он не мой, — Лера спокойно разрезала собственную порцию.
      — А чей же? — Лобов едва проглотил откусанную часть рулета, — Ты говорила, с садика дружите. На горшке рядом сидели. — И он хлебом изобразил, как нарисовал палочками сверху вниз, ряд воображаемых горшков.
      Чехова положила нож и прямо посмотрела на «брата»:
      — Глеб, прекрати, пожалуйста. Вова мой оч.хороший друг. — Она недовольно ткнула вилкой в еду.
      Глеб продолжал жевать как ни в чем не бывало:
      — Вовка «хороший» — отдельно. «Друг» — отдельно. Разделяй и властвуй.
      — Ты к нему несправедлив.
      — Я?! — Лобов отпил чай и поставил чашку на место, — Да мне жалко его просто.
      — В смысле… — Лера скептически наклонила голову, снова перестав есть.
      Глеб вытер хлебом тарелку:
      — В том самом. Ладно я, — он показал на себя вилкой с хлебом, отправил хлеб в рот и, жуя, продолжил пояснять: — С пеленок в мед. записан и несу свой наследственный крест!
      В процессе он вспомнил мамины нелюбимые «Покровские ворота» и вышло достаточно патетически. И немного гротескно.
      — Ты говорил… — она опустила взгляд.
      — Да, — Глеб вздохнул, почти сбиваясь и сдуваясь, ощущая знакомое покалывание щек. — Ты была более весомым аргументом. — Он сделал паузу, вдохнул и, как бы паясничая, округляя глаза, со скрываемой горечью продолжил: — Но я вообще бесталанный, как отец говорит. Ты, говорит, сынище, бездарь!
      Лера повелась:
      — Олег Викторыч не прав!
      — Не суть! А Рудаковский, бедняга, с мозгами программиста — кто тебе всю жизнь информатику делал? Мне — Вадька, тебе — Вовка. Хоро-о-ошие друзья!
      Девушка непонимающе опустила голову и глядела на «брата» исподлобья.
      — И… и что?
      — И-и-и Чехова — в мед, — Лобов патетически протянул через стол руку аки Ленин, — и «Хороший друг Вова» — тоже в мед.!
      — Ты на что намекаешь?
      — Да я прямо говорю, я не намекаю!
      Глеб не ожидал, что это будет так неловко.
      Но до Леры, наконец, дошло:
      —Ты думаешь, он в меня влюблен?.. — тихо низким голосом уточнила она.
      Лобов зажмурился и кивнул всем телом:
      — Бинго! И гробит свой талант в нашем с тобой альма матер абсолютно зря!
      — Почему зря?.. — Лера опять включила защитницу, а Глеб немного сбавил обороты и серьезно уставился на нее:
      — Он тебе нравится? — спросил он быстро.
      — Я…
      Лера опустила глаза на недоеденный омлет, и Глеб ощутимо расслабился:
      — Вот поэтому — зря.
      — И что… — ее голос звучал потеряно.
      — И нету у тебя «лучшего друга»… Лучше сразу скажи. Ему легче будет.
      Он снова хлебнул чаю, не глядя на «сестру».
      — А тебе? — вопрос был задан немного раздраженно, Чехова отодвинула чай и прочее, как бы отказываясь делить с ним трапезу.
      — Что — мне? — не понял Глеб.
      — Тоже — легче?
      — Я — другое, — ответил он жестко, тоже как бы отодвигая пустую тарелку.
      — Это почему? — Лера язвила, скрестив руки на груди, еще более закрываясь от него. Ноздри ее раздувались.
      Глеб несколько секунд смотрел на нее, а потом тихо объяснил:
      — Он надеется.
      Девушка насмешливо наклонила голову на это и хлестнула вопросом:
      — А ты — нет?
      — Нет, — ответил Глеб ровно, мгновенно впадая в привычное отчаяние вместо того, чтобы прыгать на костях леринововкиной дружбы.
      Лера усмехнулась:
      — Я думала, ты изменился, Глеб! — добила его она. Отодвинула стул и ушла, оставив его разбираться с грязной посудой и самим собой.
     
      В универ Глеб ехал в обществе Рудаковского один. Лера ускакала раньше, не дожидаясь никого из них. Владимир бычился, пытаясь наезжать за предполагаемую обиду Лерочке, но позже Лобов почувствовал себя отмщенным. Лера, очевидно, все же злилась на Вовку из-за глебовых слов. Потому что на очередной перемене он услышал прекрасное:
     
      — Вов, ну что ты таскаешься за мной, как маленький? Сам сделать не можешь?
      — Лер… да я…
      — Ну, что «я»?.. Все уже говорят, ты в меня влюблен!
      — Я?!..
      — Вов, ты правда что ли?
      — Кто говорит?! Ну… вообще-то правда, ты мне… давно нравишься…
      — Вов…
      — Лер…
      — Господи, еще один…
      — А я тебе совсем… ?
      — Нет, Вов, прости. Ты мне друг.
      — А «еще один»… это кто?
      — Никто!
      — Это Глеб, да? И тебе он больше нравится, да?
      — Вовка, прекрати пожалуйста, достали своей ревностью!
     
      Тогда Лера убежала от Рудаковского. И все оставшиеся пары сидела где-то на «камчатке» не пойми с кем.
      А вечером Лобова ждала расплата.
     
      Они с Диней играли в шахматы в зале. Партия была в разгаре, и Глеб думать забыл о своих подлянках ближнему.
      — Глебка… — дверь Лериной комнаты была приоткрыта, а сама Чехова стояла, обнимая левыми конечностями косяк.
      — У? — Глеб мазнул по ней взглядом и снова вернул внимание фигурам.
      — Меня Кирилл в кино зовет.
      Кириллом, видимо, звали лохматого «не пойми кого» — верзилу в косухе и с серьгой в ухе. Он так же как и Лера откосил от «картошки», и по сему был Глебу незнаком, но зато он был весьма воодушевленно встречен женской частью аудитории. И поскольку все же их экзотическая троица Лобов-Чехова-Рудаковский не ходила приклеенной друг ко другу как какой-то там Гарри Поттер, Лерка, какой бы необщительной на самом деле она ни была, с другими девушками все же знакомства завела… И, наверное, ей польстило, что тот, на кого засматривались все, подкатил к ней.
      Диня любопытно повернулся к сестре, а Лобов отклонился от доски, расправляя плечи, чтобы было легче вдохнуть, посмотрел на «сестру» пристально и оценивающе, постарался сказать спокойно:
      — Поздравляю.
      — А это кто еще за фрукт? — подал голос младший Чехов.
      — Да пид… пират один, — тихо, с расстановкой пояснил Глеб брату, вспоминая крутую кожаную косуху «пирата».
      — А это один крутой мальчик. Ты говорил, у тебя билеты были на «К19».
      Глеб стоически выдержал этот удар. Днем, после подслушанного пресловутого диалога с Вовкой, он действительно подходил к ней предложить… Но Лера только усмехнулась, всем видом отрицая саму возможность согласия.
      — Хочешь с ним пойти?
      Лерка смотрела насмешливо. Диня повернул голову к брату:
      — Что за «К19»? Я тоже хочу.
      Глеб потрепал его по волосам:
      — Кино такое. Хорошее. Про одну советскую подлодку. Сходим, когда подрастешь.
      Он рывком встал, желваки ходили, и огромными прыжками взобрался на второй этаж. Вернулся он спустя несколько минут уже с двумя билетами:
      — Для тебя, все, что угодно, «сестричка».
      И это даже было правдой. Другой правдой было то, что Глеб уже почти видел, как подсовывает этому Кириллу женский тест на беременность с двумя полосками и подписью «твой, гад!»

      Партию он всё же доиграл. А потом закрылся у себя. Бренчал на почти забытой гитаре что-то отдаленно напоминающее кипеловское «я свободен»; когда пальцы стали болеть, а мама многозначительно постучала в двери, включил на компе свежую Doom 3 но играть не стал, просто слушал депрессивный саундтрек, лежал и таращился в потолок, игнорируя злые слезы.
      Вниз он спустился только к расчетному времени прибытия приемной сестрицы, не почтив своим присутствием ужин даже после маминого фырканья.

***

      Лере было так легко и радостно, что она даже забыла, что злится на Лобова за испорченную дружбу с Вовкой и хотела задеть его, пойдя на фильм с кавалером. Рассказывала о спецэффектах, как обычно рассказывала о великих художниках, когда мечтала стать одной из них. Она плюхнулась на диван у входа, Глеб сидел с эковской «Розой»(*) на диване у ее комнаты, был полумрак, свет торшера падал только на книгу, но ей казалось, что Глеб все-таки улыбается ее восторгам.
      — Ладно. Пойдем чай пить! Кирилл мне конфеты подарил, — она вытащила из сумочки «рафаэлло», которые на самом деле не очень жаловала из-за кокоса.
      — А цветы где же?
      — А цветы я выбросила, я так нервничала, что ободрала все лепестки, — поделилась Чехова.
      — Конфеты - мне, ты их все равно не ешь, — Глеб вроде бы не нарочно коснулся ее пальцев, — и в качестве моральной компенсации за билеты.
      — Эй, отдай! — немного по-детски, так же легко, как до этой лобовской ревности с Рудаковским,  возмутилась Лера.
      Они вошли на кухню, Лерка врубила свет и вдруг увидела лицо Глеба: с розовыми веками и красными прожилками глаз. Он глянул на нее и прошел к раковине — наполнить чайник.
      — Чего ты там? — стоя спиной к ней, спросил он. — Какой будем пить? У мамы новые подарочные чаи. «Брызги шампанского»? «Восточная ночь»? «Какая-то там страсть»? И вообще, может, поужинать? Мама там лазанью рекламировала.
      — Глеб… — Чехова запнулась, ощущая неловкость за то, что своей детской местью, кажется, ранила его. Она не отличалась чуткостью по отношению к младшему Лобову, но эти глаза как-то нельзя было сейчас не заметить. Ведь за последнее время он стал для нее после Дини самым близким. Не выпячивал свои чувства, так что она забывала, что для него все немного сложнее, чем он показывает. Был просто другом, братом, он знал о ней уже, наверное, больше Вовки. Но она всё-таки не влюбилась. Даже тот же Кирилл хоть немного, но будоражил своими взглядами, хотя на его предложение, если бы не Глеб с Вовкой, она бы скорее всего согласием бы не ответила.
      — М? — обернулся Глеб на зов.
      Лера прикрыла дверь.
      — Глеб, как ты понял, что я… тебе нравлюсь?
     
      Лобов поставил чайник, опустил взгляд.
      — Ты вытирала доску в классе. Ту часть, что исписала ты. А я обратную. У тебя от магнитика отлетела губка. Я ее поднял, но… я тогда закончил уже, а ты нет… и мы враждовали, но я отдал тебе свою, целую. А ты сказала: «Спасибо, Глебка». И улыбнулась.

      Глеб замолчал. Все так же глядя в пол. Лицо его стало бледным и пошло пятнами. Лера ждала чего-то еще. Чего-то особенного, какого-то продолжения. Она слишком смутно помнила что-то такое. Она хотела спросить, но Лобов поднял взгляд и пояснил:
      — Ты назвала меня уменьшительно-ласкательным. И я впервые увидел тебя. Тебя. А не несчастную сиротку, которая отняла у меня отца.
      Лера тоже опустила взгляд.
      — Когда… когда это было?
      — Урок физики. 19.02.2002. Накануне была годовщина(**), я отказался ехать на кладбище, отец наорал… и меня оставили с Диней. Ты плакала всю ночь.
Глеб пожевал язык.
      — Глеб, я…
      — Все в порядке. Просто будь счастливой. Сестренка. — Лера подошла вдруг к нему и, обняв, расплакалась, — Ты… чего ты?..
      — Прости…
      — Лер… ты меня сейчас тушью измажешь… — пошутил Лобов.
      — Ой… — тут же отпустила его сестра. — Испачкала…
      — А. Домашняя! — он махнул рукой и опустил подбородок посмотреть, где там разводы, — Давай, что-ли, чай пить. Люблю твоих поклонников и их конфеты!

------
(*) Умберто Эко "Имя Розы"
(**) Чеховы столкнулись с грузовиком  18.02.2001, судя по дате смерти на памятнике на кладбище

Отредактировано ЧеЛо-век (2023-06-21 23:43:00)

0

7

Стихоинтермедия. Осенняя Пасха в Святогорском монастыре. Или легенда об образке на шее у Глеба
Денис на очередном обследовании. Глеб и Лера на выходные отправлены на автобусную экскурсию по пушкинским местам.

«древнее прошло, теперь все новое»(2Кор.5:17)

Ветки вместо листвы надевают фатой облака;
Кое-где на газоне — осколки слюды вместо лужи.
Под ногами пасхальным предвестником — крон шелуха,
Словно кто-то сварил и отбросил с дуршлага ненужной.

Ты идешь в ярко-алом пальто, — наконец доросла, —
И овал капюшона скрывает твой истинный возраст.
Ветер весел, как я, но теряю запал озорства
И леплю из себя — чтобы в рифму — возвышенный образ.

Святогорье свербит чем-то школьным, как тот нафталин,
Но мы чинно взбираемся вверх по ступенькам к могиле (*).
И я вдруг понимаю, что Пушкин… банально любил.
Я смотрю на тебя… и его понимаю впервые.

Ты заходишь в собор, исчезая в медовой волне
Аромата и света, плетусь за тобой к Чудотворной (**)…
Ты о брате… я тоже о нём… Только что-то во мне
Просыпается, что ли, становится чем-то опорным…

Ты свечу… на колени… Я — сам как спрессованный воск.
Ни нагнуться, ни губы раскрыть… Я прочитан и понят.
И тепло заполняет, как кровь кислородная мозг,
И слетает вся та шелуха, что гниёт на газоне.

Я коряво пишу имена, покупаю псалтырь
И святую твою… на подвеске… себе, чтоб (***)… Смешной я?
«Пушкин понял бы» — мысли глупы и просты.
Отрезвляет твой лик под пасхальным шатром (****) капюшона.

_________
* А.С.Пушкин похоронен у алтарной стены Святогорского Свято-Успенского мужского монастыря под Псковом.
** в монастыре главной чудотворной иконой является икона Божией Матери Одигитрия Святогорская (кратко: https://azbyka.ru/days/ikona-odigitrija-svjatogorskaja)
*** Обыгрывается, как и в "Дорогах...", образок рядом с крестиком у Глеба. Святая Валерия Кесарийская:
https://ru.wikipedia.org/wiki/Валерия,_Кириакия_и_Мария
https://azbyka.ru/days/sv-valerija-kale … estinskaja
****Собственно, ни христианскую Пасху, ни иудейский Песах не празднуют в шатрах. Но. Кроме самой формы и цвета капюшона, шатер метафоричен и с Песахом (а, значит, Пасхой) связан. Осенью, когда происходит действие стихотворения, иудеи празднуют Суккот - праздник шатров (кущей) в воспоминание как раз о сорокалетнем блуждании в пустыни после, собственно, Исхода (Песаха). А на следующий день после семидневного праздника Суккот начинается новый годичный круг чтения Торы в синагогах - ровно как чтения Евангелия на православную Пасху.
https://ru.wikipedia.org/wiki/суккот
https://ru.wikipedia.org/wiki/Симхат_Тора

Отредактировано ЧеЛо-век (2022-09-23 15:14:32)

0


Вы здесь » Глеб и Лера forever » фанфики » "Вовремя". Стихо-фик.